Великая Схизма на Западе, беспрецедентный кризис христианства — все это способствовало возникновению женского пророческого движения с такими его известными фигурами, как Екатерина Сиенская и Бригитта Шведская. Его разрушительный характер был тут же осознан служителями церкви. Они справедливо увидели в нем покушение на их духовную монополию.

Во многих отношениях пример Бригитты Шведской — просто классический. Потребовалось не менее трех папских булл, чтобы официально узаконить ее святость, которая никогда полностью не была принята некоторыми группами духовенства. Противники пророчицы могли высказать свое мнение в ходе различных процедур ее канонизации. Многие известные богословы, такие как Жан Жерсон *, Пьер д’ Айи ** и Генрих фон Лангенштейн ***, выразили свое недоверие к пророческому дару женщин. Спор завершился установлением более строгих правил для «распознавания духов», которые, описывая женщину как более восприимчивую, чем мужчина, к дьявольским иллюзиям, способствовали утверждению ее теологической неполноценности и лишению ее официального положения в церкви. В конце XV в. инквизиторам, одержимым идеей сатанинской опасности, оставалось только черпать из этих трактатов подтверждения своих собственных убеждений.

santabrigida
В первой половине XVI в. инквизиция теряет интерес к борьбе с сатанинским колдовством. Она в него по-настоящему больше не верит и оказывается в глубоком кризисе, когда сталкивается с более насущной проблемой — протестантской ересью. В этот момент демонологический миф переходит в ведение мировых судей, но связь между колдовством и ересью остается очень сильной. География великой охоты на ведьм в XVI и XVII вв. показывает контактные зоны между католицизмом и протестантизмом, этими двумя сторонами религиозного раздела: Нидерланды, Люксембург, Лотарингия, долина Рейна и Южная Германия; Бургундия, Франш-Конте, швейцарские кантоны, Дофине, Беарн, Страна басков и некоторые районы в долине Луары и Нормандии. Там, где протестантская ересь быстро выкорчевана и где она не смогла укорениться — на юге Европы и в Испанской Америке, — охота на ведьм была неизвестна.

Сеньориальные и королевские судьи взяли в свои руки оружие антифеминизма, выкованное инквизиторами XV в., причем католики использовали его с гораздо большей жестокостью, чем протестанты. Германия в этом отношении представляет собой подлинную лабораторию. В Баден-Вюртемберге преследования колдовства происходили в католических княжествах в два раза чаще, чем в протестантских. Казни ведьм были там в четыре раза более обычным явлением. Но страх перед сатанинским заговором, обостренный религиозным конфликтом, заставил судей стереть грань между демоническим ведовством и всеми другими формами магии. Судей побуждали к этому различные церкви. Жан Кальвин написал в 1549 г. «Предупреждение против так называемой предсказывающей астрологии» [Advertissement centre I’astrologie qu’on appelle judiciaire), а в 1586 г. папа Сикст V опубликовал буллу «Творец неба и земли» [Coeli et terrae Creator), осудив все виды предсказаний. И для того, и для другого попытка узнать будущее — это оскорбление власти Бога и может осуществиться только благодаря открытому и тайному сговору с Сатаной.

Научные формы предсказания, вдохновленные еврейской и арабской традициями и обогащенные астрологической и алхимической практикой, пережили между тем настоящий взрыв в эпоху Возрождения. Там, где — особенно в городах — в большом числе погибают на кострах люди, обвиненные в ведовстве, главными жертвами этого нового расширительного толкования демонической магии становятся как раз мужчины-«некроманты», образованные представители элиты.

Парадоксально, но именно страны, не знавшие охоты на ведьм, позволяют нам понять огромную сложность верований, которые скрываются за демонологическим мифом, а также характер соответствующих ролей, предписанных мужчинам и женщинам, в части, касающейся связи со сверхъестественными силами и использования этих сил. В конце XVI в. в русле общего климата в Западной Европе того времени инквизиционный трибунал Неаполя начинает преследовать занятия магией. Он сталкивается с двумя противоположными в культурном плане моделями поведения. Ученая магия представлена интеллектуалами, монахами и образованными людьми. Все они — мужчины, которые пытаются отыскать спрятанные сокровища, стать богатыми. Их культура питается неоплатонической магией Возрождения, которая вобрала в себя разнообразные древние традиции средневекового оккультизма. Апокрифические сочинения великого мага эпохи Возрождения Корнелия Агриппы Неттесгеймского**** — для них настольные книги.

Они передают друг другу секреты создания талисманов, которые могут их сделать сильными и неуязвимыми, или вызова духов, которые откроют им будущее и укажут место вожделенных сокровищ. С другой стороны, существует народная магия, практикуемая безграмотными женщинами низкого социального положения, целительницами или проститутками. Их способности основываются на знаниях, переданных устно от матери к дочери или от соседки к соседке. Они занимаются эмпирической медициной, знают секреты разных трав, умеют вправлять сломанные кости или вывихнутые суставы, лечат женские и детские болезни. Они обладают знанием, традиционно приписываемым женщинам. Неизбежно они становятся ворожеями, отводят дурной сглаз, и конечно, их подозревают в том, что они сами его насылают. Эти колдуньи (fattuchiere) Южной Италии, так же как и их испанские и американские сестры, представляют тип, который был, вероятно, общим для всей Европы, но которому менее жестокие репрессии позволили здесь выжить.

Ибо неаполитанские инквизиторы знают классические труды по демонологии и пытаются навязать подсудимым, которые в этом также хорошо разбираются, демонологическую модель, но им это не удается. Традиционные культурные деятели оказывают сопротивление, и светские власти, не одержимые идеей еретической угрозы, не проявляют особой настойчивости.

74576281_4346067_33075329

На севере Италии во Фриуле, близ религиозной границы ситуация еще более сложная. Фриульские бенанданти (benandanti) — «благоидущие» — верят, что могут одержать победу над колдунами в ночь Четырех времен. Их ведет молодой предводитель под знаменем Христа, и они сражаются стеблями укропа против колдунов, вооруженных стеблями сорго. От исхода этих битв зависит хороший урожай. Такие шаманические верования очень древние; они опираются на мифический тезис, уходящий своими корнями еще в античность, следы которого обнаруживаются по всей Центральной Европе, — серия легенд об армии блуждающих душ, руководимых богом смерти и войны. Христианизированный в раннее Средневековье, этот миф остается еще живучим в Северной Италии XVI в. Бенанданти — исключительно мужчины. Редкие женщины, представшие перед судом, ничего не говорят о ночных баталиях против колдунов, но ссылаются на другой миф — миф плодородия, называя себя членами общины поклонниц^ Дианы. Во Фриуле инквизиторы также толкуют эти верования в зависимости от демонологической модели, которой они пропитаны. Для них бенанданти не боролись против колдунов, они сами являлись таковыми, а их предводитель был никем иным, как дьяволом. Мало-помалу под давлением инквизиторов культурная и мифологическая база, на которой основывались эти верования в магов и колдунов, распалась. Причисление бенанданти к категории сатанинских магов всегда было уязвимым, и инквизиция не проявила по отношению к ним особой жестокости. Вот почему Фриуль не знал костров.

Стереотип сатанинской ведьмы-колдуньи родился из кризиса, переживаемого христианством в конце XTV в. и углубившегося в условиях религиозного раскола XVI в.

Сатанинская модель, которая навязывается доминантной идеологией, плохо маскирует огромное разнообразие верований. Тем не менее, распространяемая в конце Средних веков, она способствует деградации социального образа женщины. Даже когда обвинения в ведовстве прекращаются, повсюду и синхронно в конце XVII в. культурный статус женщины, несмотря ни на что, не улучшается. Обвинения в ведовстве дисквалифицированы фактически, но не изменены в правовой плоскости. В случае выдвижения обвинения от судей требуется предоставлять материальные доказательства совершения предполагаемого ведовства, но само существование ведовства и тем более существование дьявола не подвергается сомнению. Однако эта знаменательная эволюция уголовного права сопровождается прогрессирующим изменением учения о ведовстве. Громкие дела XVII в., взволновавшие просвещенное общественное мнение, способствуют выдвижению на авансцену врачей. Ведьма незаметно перемещается из царства ереси в царство болезни. Та, что прежде заключала пакт с Сатаной, становится жертвой своего воображения. Демонологический миф уступает место истерии, чьи болезненные контуры уточняются в XVIII в. и особенно в XIX веке. В ретроспективном плане правомерно поставить вопрос: а выиграл ли что-либо образ женщины от этой перемены? Когда она была ведьмой, виселица или костер своей жестокостью доказывали правомерность ее уголовного преследования в глазах закона. Жертва своего воображения или объятая безумием по причине душевного расстройства, она становится юридически неполноценным существом, и не способна полностью нести ответственность за свои поступки.

 

——————————
* Жан Жерсон (1363-1429 гг.) — французский теолог; канцлер Сорбонны. — Примеч. пер.
** Пьер д’Айи (1350-1429 гг.) — французский теолог; канцлер Сорбонны; кардинал. — Примеч. пер.
*** Генрих фон Лангенштейн (ум. 1397 г.) — немецкий теолог; преподавал богословие в Париже и Вене. — Примеч. пер.
**** Корнелий Генрих Агриппа Неттесгеймский (1486-1535/1538 гг.) — немецкий гуманист, врач, философ, писатель, алхимик; имел репутацию великого чародея и волшебника.

Источник